Архив:Абрам Брынза:Колхозное собрание

Клуб колхоза им. Елены Боннэр заполнился до отказа. Не обращая внимания на председателя, колхозники судачили, как будто не виделись по меньшей мере неделю. Сидевшая в первом ряду почетная пенсионерка Василиса Пинхусовна уже начинала клевать носом. Место рядом с ней пустовало. Ее благоверный Саша Давидович Перельман отсутствовал по всем известной причине, еще в обед утратив способность к самостоятельному передвижению.

Наконец, председатель колхоза Лев Натанович Щаранский, среди сельчан просто Натаныч, принял начальственный вид и постучал по столу деревянным костылем.

— Значит так, селяне, — начал он речь, — из района пришла бумага…

Тут в задних рядах поднялся пожилой механизатор Моисей Поц:

— Я вот што хотел тебя спросить, председатель, раз у нас тут собрание. Доколе…

— Доколе надо, дотоле и будет, — сухо прервал его председатель, — сядь уже!

Но Моисей не унимался. Видимо он успел до обеда пересечься с Сашей Давидовичем:

— Доколе, я спрашиваю, председатель, ты у сельпо сортир не наладишь? Я што, молодой по кустам-то шариться?

По залу пронеслись советы и ржание. Председатель постучал по столу костылем:

— Я в следующий раз не костылем буду. Я дрын возьму. Буду дрыном вас в чувство приводить, раз вы другого не понимаете. А на выпад колхозника Моисея Поца против администрации имею, что ответить. Из района пришло распоряжение убрать все несанкционированные администрацией постройки у общественных зданий. Вот мы сортир и убрали, так сказать, в соответствии. Чего непонятного?

Слово «несанкционированные» произвело сильный эффект. Удовлетворенный тишиной председатель продолжил:

— Так вот, из района пришла бумага…

— Сортир на место поставить? — раздался вопрос и ржание.

— Нет, не сортир. Хуже. Приезжает к нам музыкальная группа, вокально-инструментальный ансамбль, так сказать. Типа «Песняров».

Председатель воздел на нос очки и попытался прочесть по слогам:

— А-а-а, бля, что они тут понаписали? А-а, вот. Аарон Майдан. Во! — председатель снял очки и повторил снова, видимо, чтобы прочувствовать вкус слов, — Аарон Майдан. Звучит неплохо, вроде как по-нашему, хоть и иностранцы. Так вот, какие будут по этому поводу предложения?

В ближних рядах поднялся сварливый Сруль Хитлевич. Председатель съежился и присел вместе со стулом.

— Хотелось бы знать, — сварливо проскрипел Сруль, — в общих чертах, о чем поют иностранцы? О чем они, значить, поют и за каким хером они к нам пожаловали? Им что, у себя петь негде?

Сруль с важным видом уселся, а председатель вновь нацепил очки и уткнулся в бумагу:

— На поставленный вопрос могу ответить следующее. Приезжают, значить, в рамках федеральной программы по просвещению мóлодежи президента Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Путина. Понятно?

— Это-то понятно. Я, таки, спрашивал, о чем будут петь иностранцы? — проскрипел в ответ Сруль.

— О чем, о чем? Тебе не все равно? Ты ж ни одного иностранного языка не разумеешь. А лучше, вот, мóлодежь спроси. Вот, хотя бы Сандру. Сандра! — обратился он к Сандре Нове, — ты у нас председатель комитета комсомола, тебе мóлодежь поручена, вот и ответь на поставленный вопрос. Заодно выскажи нам свои предложения.

Сандре, которое все собрание ерзала и ждала удобного случая схватить слово, подскочила и затараторила:

— Да почем мне знать, о чем они там поют. Я што, Дом Советов, што ли. Ты, председатель, за этих Ааронов не беспокойся. Не впервой, чать. Встретим, проводим, все как положено. Поди, не разучились еще самогон гнать.

Ответ Сандры общество оценило:

— Ладно девка говорит, чего тут рассиживаться. Дома водка стынет, кабанчик некормленый и вообще.

— Я вам, блядям, дам водку, я вам дам кабанчика! — рассвирепел председатель.

— Давай, давай! — загалдели наиболее сообразительные бляди.

— Остряков лишу премии! — отрезал председатель, — Сруль Хитлевич, будь любезен, возьми-ка их на карандаш.

Хитлевич поднялся, плотоядно скалясь щербатым штакетником. Собрание затихло.

— Садра, продолжай, — разрешил председатель. Но тут от шума проснулась Василиса Пинхусовна:

— Ежели это агитация будет, так я не пойду. Вот приезжали какие-то девки фабричные. Тоже пели, а потом оказалось, что агитация. А как сиськами-то трясли, батюшки-светы. Стыдоба-то какая. Я потом Сашу Давидовича неделю чистым портвейном отпаивала, а он мне все норовил за пазуху залезть. Это в наши-то годы. Не-е, я на агитацию не согласная.

— Не волнуйся ты, Пинхусовна, там мужики одни, эти сиськами трясти не будут, — попытался ее успокоить председатель.

— Я чого мужики. Я по радиву слыхала, у них там мужика от бабы не отличишь. И трахаются все подряд. Страмота одна. Не-е, я не согласная.

— Ты, Пинхусовна, можешь не ходить. И твой Саша Давидович тоже. Это для мóлодежи концерт, — заверил ее председатель.

— Где ж ты у нас мóлодежь нашел? Вот Сарка одна, да Абрашка еще молодой, ему еще полтинника нету. Да этот рукосуй твой, тракторист который.

— Да, действительно, — согласился председатель и обратился к ветеринару Абраму Брынзе, — Абрам Мордыхаевич, как представитель мóлодежи и, можно сказать, активист, что можешь сказать по концерту?

По деревне курсировало мнение, что Абрам неровно дышит к бойкой Сандре. Он даже бегал на комсомольский актив, изображал бурную общественную деятельность. Благо дети его еще не достигли комсомольского возраста и, теоретически, не могли заложить отца. Но Сандра неуклюжих ухаживаний Абрама не принимала и, к огорчению кумушек, не давала супруге Абрама поводов к серьезным оргвыводам. Что подтверждал тот факт, что все жерди в изгороди Брынзиного огорода по сию пору пребывали в сохранности. Вот и на собрании Абрам как бы случайно подсел к Сандре — поближе к предмету. Одно его огорчило — обильная супруга успела утвердиться по его правую руку и сковывала ухаживания.

Абрам поднялся, обвел виноватым взглядом зал и замямлил:

— Вот приезжал к нам в прошлом году калмыцкий певец на одной струне… как его… имя еще такое скотское, — Абрам полез в карман, долго копался и, наконец, вытащил на свет обтерханную бумажку, — во! Быдлат… Ох#йжабы. Что за Ох#йжабы такое? Жабин х@й, что ли, — и Абрам тупо уставился на председателя круглыми глазами. Должно быть, представил.

— Ты чо, в кому впал, — Сандра толкнула Абрама локтем, — говори уже, малахольный.

Супруга Абрама гневно блеснула на Сандру воловьими очами, но от хая воздержалась.

— А-а-а, так вот, — вышел из ступора Абрам, — так вот, к середине концерта половина зрителей спала. А к концу спала уже вся деревня, вместе со скотом и собаками. Так потом неудобно было. А сколько самогона сверх нормы ушло.

— Так вы ж сами тот самогон и выжрали, — устало отвечал председатель, — при чем здесь этот жабин х@й. Ты по делу говори.

— Дык, я чо предлагаю, председатель, — Абрам воодушевился, — давай поставим тракторную телегу, на который Борух из коровника навоз вывозит, борта опустим и пусть музыканты на ней выступают как на сцене, а зрители, чтоб не спали, пусть вокруг стоя слушают.

Председатель обвел взглядом седую, морщинистую аудиторию:

— А ты подумал, как наши богатыри и богатырши концерт выстоят? Вдруг они падать зачнут.

— Как же не подумать, подумал. Мы, кто падает, тех будем в коровничек сносить и в стойлах складывать. И труповозке, ежели приедет, сподручнее будет их из одного места забирать.

— А про электричество что скажешь, где мы для музыкантов электричество возьмем?

— Так у Боруха на тракторе генератор есть. Я думаю, его хватит. Хватит, Борух?

Борух Ебцов важно поднялся, очистил нос в рукав и ответсвовал:

— Как не хватить, хватит. У меня генератор хороший. Я когда девок ловлю, которые ночью голыми в речке купаются, как фару включу, так она аж до другого берега пробивает.

Руки Боруха славились охотой до техники и до баб, хоть он и был женатый. Последним изобретением Боруха стал унитаз в кабине трактора, встроенный им вместо сиденья. «А чего, — объяснял он, — в страду каждый час дорог. Недосуг мне из трактора до ветру отлучаться. А так, на ходу нужду справил и поле зараз удобрил». Насчет баб он про себя так говорил: «Нет такой сиськи, которой я бы не сумел помацать». И действительно, не найти было в деревне такой сиськи без следов мазутных Боруховых лап. Злые языки утверждали, что даже преклонных лет Василису Пинхусовну не минула чаша сия.

— Ну, на том и порешим, — подвел итог председатель, — концерт проведем на скотском выгоне перед коровником. Борух, пригонишь телегу, от трактора провода кинешь, чтобы, значить, музыканты свою аппаратуру могли подключить. Лавок ставить не будем, чтоб вы, граждане селяне не спали и до сраму нас не довели. Сара Моисеевна, — неожиданно по имени-отчеству обратился председатель к Сандре, — скорую медицинскую помощь и питание для музыкантов организуйте силами комсомольского актива, лимиты я выделю. Вывоз покойных… эээ… ну, Абрам Мордыхаевич, ты понял. Так, граждане селяне, собрание окончено. Можете расходиться.

И селяне с кряхтеньем и жалобами начали подыматься, будить спящих и тянуться к выходу.